Анатолий Гавриленко: Россия должна первая определить биржевую цену на воду

На фоне завершающегося слияния ММВБ и РТС фондовые специалисты подняли вопрос о запуске нового проекта – биржи воды. Ситуация на рынке остается сложной, на текущий момент из тридцати торговых площадок в России реально действует только пять-шесть. Для того чтобы разрешить проблемы, специалистам необходимо продвигать новые программы, а государству – научиться конструктивному разговору с русскими инвесторами. Об этом в интервью «УралПолит.Ru» заявил президент Российского биржевого союза Анатолий Гавриленко.

Анатолий Григорьевич, как вы оцениваете сегодняшнее состояние российских бирж?

В России сейчас зарегистрировано более 30 биржевых площадок, но реально работают пять-шесть. И это именно то количество рабочих бирж, которое нужно сегодня рынку. Ключевым моментом здесь является позиция государства. Хотя основное правило бизнеса – правильный ответ на потребности окружающих тебя людей, в России принято в первую очередь воспринимать мнение руководства. Например, Медведев сказал, что мы должны создать мировой финансовый центр. Он выкинул красивый лозунг, и меня как участника финансового рынка он устраивает, потому что заставляет руководство страны работать над развитием этого рынка. Но с этим МФЦ абсолютно ничего не определено – как он должен выглядеть, начали мы его развивать или еще нет? А может, уже развили, если в Гонконге президент сказал, что мы 50 % пути по созданию МФЦ уже прошли. Какую половину? Я не знаю. Поэтому прежде, чем создавать бизнес, нужно понять, кому и какой он нужен. С биржами та же история.

Можно как угодно критиковать позицию государства, но у нас выстроена властная вертикаль сверху вниз. Прибавьте к этому большое количество государственной собственности, и становится очевидным, что на рынке всегда присутствует госзаказ. Очень важно, чтобы государство работало с рынком, на который оно выходит, по-рыночному. Иначе повторится история с нефтяной биржей в Санкт-Петербурге: был госзаказ – построили биржу зачем-то в Питере, почему-то не посоветовавшись с участниками рынка, у которых есть опыт маркетмейкерства и понимание рыночной стоимости. Государство должно вести диалог с рынком, консультироваться, иногда просить о помощи, а не приказывать в духе «Идите к нам, хватит спекуляциями заниматься». Должен быть разговор. Пока его нет – не будет и рынка.

Вы несколько раз в разговоре с журналистами поднимали вопрос создания биржи воды. В чем заключается суть этого проекта?

Я считаю, отличная тема – создание биржи воды. И вот почему: во-первых, если нефть – биржевой продукт, то почему таковым не может быть вода? Если пол-литра воды в пластиковой бутылке стоит 30 рублей, то нефть дешевле. Во-вторых, может, именно России, которая владеет самым большим количеством питьевой воды в мире, стоит первой поднять этот вопрос и определить справедливую биржевую цену воды? Вода становится все дороже, а этот товар нужен абсолютно всем. Сейчас она стоит 30, завтра – 60, а послезавтра – 100 рублей. Потом вмешается ФАС, скажет, что вода не может столько стоить. А сколько может? Для этого биржа нужна – определить прозрачную рыночную цену.

Почему вода сейчас дороже нефти стоит? Раньше мы из-под крана ее пили и считали это нормальным. А теперь деньги платим, потому что здоровье важнее. А есть у воды, которую мы покупаем, какой-то сертификат качества? Нет. Что-то на этикетке написано – ладно, не умрешь. Попробуй продай кому-нибудь бензин, не соответствующий сертификации, – а воду можно. По факту рынка воды нет. Есть какие-то структуры, которые продают «французскую» воду из какой-нибудь польской лужи по 200 рублей за бутылку.

Но для создания биржи воды нужно, чтобы кто-то поднял вопрос о ее необходимости. Или это будет социальный заказ. Когда люди заявят в ФАС, что хотят знать, какую воду они пьют и почему она столько стоит. Или государство поймет, что у него есть определенное количество водных ресурсов и, пожалуй, создание такой биржи будет ему выгодно. Если в рамках МФЦ мы создадим первую в мире биржу воды, это будет круто, потому что ни у кого такого не будет – инновация.

А что можно подразумевать под категорией «инновации»?

Понимаете, мы призываем к инновационности, а действуем исключительно по старинке. Мы говорим об инновационном мышлении, а делать предлагаем, как в Сингапуре, как в Лондоне, как где угодно, – что же здесь инновационного? Сначала надо включить это инновационное мышление, а потом пытаться создавать инновационные продукты. Мы не должны создавать «как», мы должны придумать что-то новое, свое, отличное от того, что уже придумано. Потому что даже инновационное «Сколково» мы делаем «как» – строим его точно так, как строили 20 лет назад в Штатах. Тогда это был гараж, а может, сегодня это должен быть кегельбан или пиццерия. Всем только слово «инновационность» нравится, а вот делать по-другому никто не хочет. Биржа воды – это новый продукт, инновационный, интересный. По крайней мере, он более реальный, чем МФЦ.

На текущий момент вы ведете переговоры с членами некоммерческого партнерства РТС о создании регионального финансового индекса. Какова реакция участников рынка на такое предложение?

Реакция везде разная: некоторые говорят, что у них ничего для этого нет. А в Башкирии мне сказали – да, нам интересно, мы можем это сделать. А если то же самое скажут Урал, Сибирь, Дальний Восток, – да, индексы получаются пока не очень красивые, но если их собрать вместе, получится некий интегративный региональный индекс, что-то новое. Потому что сейчас в стране два индекса, и оба на одной бирже. Мы можем сделать новую площадку, но для этого нужны регионы, причем власть в этом тоже заинтересована. Просто нужно с властью разговаривать, а не просить у нее. Мы сейчас ругаем, что нас налогами везде обложили, не помогают, – нужно просто объяснить региональной власти, что ей тоже наш рынок нужен. Что мы можем предложить?

Во-первых, борьбу с «пирамидами». Потому что мы их знаем, мы можем сказать, где обман, где мошенники, – мы поможем спасти сотни миллионов долларов населения региона. Во-вторых, у нас есть рабочие места, и, если власть идет нам навстречу, мы это количество можем увеличивать. Вот сейчас фондовый рынок, если государство помогает ему развиваться, готов дать региону шесть тысяч рабочих мест. А если не помогает – только четыре тысячи, и тогда оставшимся двум тысячам придется платить на бирже труда, и растет безработица. Важно понимать, что мы что-то значим, у нас есть возможности.

Еще хорошая идея – создание рабочих мест для людей с ограниченными возможностями. Пусть наш рынок создаст за год хотя бы десять таких мест, например, для людей, у которых нет ног. Нужно возвращать таких людей в общество, объяснить, что, да, бегать и таскать тяжести ты не можешь, но голова-то у тебя шикарная! Мы дадим понять таким людям, что они нужны, запустим программы – в регионах, вместе с властями.

В рамках создания регионального финансового центра и индекс общий будет работать, и рейтинг, и инфраструктурные проекты, и много чего еще. И все это вместе формирует региональный финансовый рынок, и область становится региональным финансовым центром.

На текущий момент акции российских металлургических компаний остаются бумагами второго и третьего эшелона. Если государство уменьшит свое присутствие в акционерных обществах, могут ли появиться новые «голубые фишки» среди промышленных корпораций?

Тринадцать лет назад никто не верил ни в FORST, ни в РТС, ни в рынок опционов. Но все получилось, сейчас в России ничего круче срочного рынка на полтора миллиарда долларов нет. И я более чем уверен, что будут у нас «голубые фишки» и по зерну, и по металлу. Другое дело, что мы, сегодняшние участники рынка, должны друг другу помогать, сами создавать условия, договариваться с администрацией. Иначе когда фишки появятся, нас уже не будет на рынке.

Сейчас активность повышается, участники рынка становятся членами советов директоров крупных региональных компаний, в том числе государственных. И через таких директоров мы можем лоббировать интересы рынка, подталкивать компании к выходу на наш рынок, к выпускам облигаций. Сейчас многие просто не знают ничего о нашем рынке. Многие говорят, что бесполезно объединяться, что-то продвигать. Но я – позитивный, сумасшедший. Я болею за рынок и считаю, что сегодня у нас должна быть активная позиция. Бизнес создают, чтобы зарабатывать деньги, но вскоре приходит понимание, что это зарабатывание зависит от очень многих факторов: социальной ответственности самого предприятия, финансовой грамотности населения, от степени понимания руководства области. И нужно объединяться, чтобы кто-то кроме тебя этими вопросами занимался. И такие организации, как НАУФОР, создают и лоббируют законы, говорят о финансовой грамотности, участвуют в проектах, развивают рынок.

Как вы оцениваете в целом состояние российского фондового рынка?

Как очень сложное. Конечно, есть успехи. Российский срочный рынок входит в первую мировую десятку. По фьючерсам на акции мы вообще на первом месте во всем мире. Просто об этом никому ничего неизвестно, все знают только о каких-то спекуляциях. Но какие же это спекуляции, если клиенты компании «Алор» в мире торгуют на шесть-семь миллиардов долларов в месяц. А дневной оборот РТС – 12–16 млрд долларов. Мы должны больше о нас самих рассказывать, чтоб прояснить ситуацию.

Конечно, рынок у нас все равно еще маленький, хотя и с большими оборотами. Но я против плана «догоним и перегоним Америку». Объединили ММВБ и РТС, чтобы конкурировать с зарубежной биржей. В итоге получили сокращение конкуренции на нашем, внутреннем, рынке – значит, он проигрывает в любом случае. А по поводу конкуренции мировой, то как могут конкурировать два акционерных общества, которые находятся в разных странах, разных юрисдикциях, с разными валютами, разными рыночными системами, разной историей рынка и разными властями? Никак. Это какая-то конкуренция Эллочки-людоедки с Вандербильдихой. Нам это нужно? Рынок надо развивать самим участникам при поддержке государства.

Источник: РИА ФедералПресс